— При сотрясении нельзя чай, там ведь кофеин, — ворчит Картазаев, но, чтобы отвязаться, берет.
Мальчик против ожидания не уходит, устраивается рядом.
— У тебя дети есть? — спрашивает.
— Бог миловал.
— А жена? — разочарованно спрашивает Мика.
— Да как-то не получилось.
— Тебе, наверное, жить негде, как и мне?
Вообще-то, Картазаев жил в элитном доме на Набережной. Когда-то мрачно сером, но по приказу мэра перекрашенном в светлые тона. Перед каждой командировкой Картазаев оставлял ключ у вахтерши, почти уверенный в том, что он уйдет и больше не возвратится.
Шикарная четырехкомнатная квартира, наконец, освободится. Новые жильцы сдерут старые, так надоевшие ему, обои, а в тихих, словно склеп комнатах зазвучит детский смех.
Но против ожидания каждый раз он возвращался, в разгар лютой зимы с африканским либо австралийским загаром, летом-с обмороженными в Антарктике щеками, частенько на костылях, загипсованный и перебинтованный, но живой. Брал у вахтерши ключ и недоверчиво вертел его в руках. Он опять вернулся. Может, он, действительно, Везунчик.
Только любое везение не может продолжаться вечно.
— А ты хотел бы, чтобы у тебя был такой сын, как я? — спрашивает вдруг Мика.
— Если ты перестанешь материться, то хотел бы, — говорит Картазаев. — А сейчас дай поспать, голова разламывается.
— Конечно, конечно. Я тебе сейчас свою подушку принесу.
Картазаев забывается, сквозь дрему чувствуя, как Мика заталкивает между ним и стеной подушку. Потом видит сон, что он возвращается в свою элитную квартиру, а его ждут жена и дети.
Сказка!
Его разбудили через час, и, проснувшись, Картазаев видит, что вся компания расположилась за импровизированным столом, сооруженным из транспортерной ленты, и уплетает консервы.
— Вставай, я тебе тоже оставил, — обращается к нему Мика.
Картазаев отказывается. Таково его правило — ничего не есть в малознакомой компании. Особенно, в Вольде. Здесь желательно вообще ничего не есть. Ему претит мысль, что Вольд вместе с незатейливой едой может пустить внутрь свои смертоносные побеги.
Он достает из кармана упаковку с витаминами и кладет в рот безвкусный шарик, катает его туда обратно. Консервы пахнут одуряюще. Возникает желание плюнуть на всю предосторожность и налопаться их, закусывая ломтями ржаного хлеба.
Возможно, он так бы и сделал, если бы не одно но. Санта тоже не ест. Картазаев заметил эту его странность еще в прошлый раз. Сидит истуканом перед своей тарелкой, задумчиво поводя в ней вилкой, и на этом его трапеза завершается.
И еще. Картазаеву не давала покоя подспудная мыслишка, как Санта смог выстрелить из гранатомета, ведь про секретку он не знал. Все это очень и очень подозрительно. И все это заставляет Картазаева сейчас давиться вонючими витаминами вместо того, чтобы сесть и по-человечески поесть.
— Где будем машину брать? — спрашивает Свин, покончив с едой.
— Там, где и собирались, у Ольгерта, — буркнул Картазаев.
Все как по команде уставились на него.
— Здорово тебя все-таки по башке шарахнули. Может ты на самом деле малость придурел? — как обычно без дипломатии интересуется Мика.
— От Ольгерта нам сейчас надо держаться подальше. Если у тебя есть что продать, лучше сделать это в другом месте, — предложил Свин.
— Сначала они кидаются на нас как стая шакалов, а теперь им еще товар подавай. Обойдутся, — Картазаев выщелкивает из чемодана второй гранатомет и выжидательно смотрит на Мику, тот не заставляет себя долго ждать и орет:
— Пойдем и перебьем этих скунсов к едрене фене!
Калерия спрашивает у Санты:
— Может, обойдемся без крови? Неужели нет другого выхода?
Тот молчит, и после этого все начинают собираться.
В "Выпивохе" непривычно тихо, но цветомузыки хватает. Потолочные лампы синхронно подмигивают, видно скачет напряжение.
Под ногами хрустят стеклянные и бетонные крошки. Откуда здесь взялся бетон, становится ясно, стоит дотронуться до стен. Они все в выщерблинах.
В комнатах по обе стороны коридора тишина. Валяются перевернутые столы и стулья.
— Мне страшно, — Калерия прижимается к Санте.
Тот прижимает палец к губам и указывает девушке место позади их маленькой колонны. Сам он идет первым. Сейчас он чрезвычайно напоминает Данко. Иссиня черные волосы бьют по плечам. Сквозь тернии к звездам.
А девку мучает. Картазаев сплевывает на треснувшую стену. Мысль ему отчаянно не нравится. Кажется, Вольд пытается воздействовать на его сознание.
Бритого охранника они находят на его прежнем месте, у решетки. Вернее на решетке. Просунув руки сквозь крупные ячейки, он висит на ней. В добела сжатых ладонях автомат. На полу россыпь уже остывших гильз. В выпученных глазах невыносимый ужас.
— Что это с ним? Мне страшно, можно я не буду смотреть? — бормочет Мика, глаза его как два пятака.
Калерия по матерински прижимает его к себе, и он впервые не воспринимает это как секс.
— Чего разорались? — их нагоняет Свин, он спокойно жует, руки полны снеди. — Пока вы тут орали, я неплохо подкрепился. Что, мертвяка никогда не видели? Радуйтесь, что кто-то, кто бы он не был, сделал нашу работу за нас.
Появление толстяка действует успокаивающе. Они идут дальше, и картина всеобщего погрома уже не вызывает особых эмоций.
— Куда мы идем? — спрашивает Картазаев.
— Машину выбирать. У Ольгерта здесь гараж устроен, — поясняет Калерия.
На поверку гараж оказывается такой же комнатой, только имеющей короткий пандус для выезда. В нем, почти придавленные низким потолком, стоят две легковушки. Подростки начинают выбирать. Хлопают дверями, опускают стекла, то есть ведут себя крайне безрассудно.